Глава 3. Фаворит королевы. 1566 год
21 апреля 1566 года в ближний круг Марии Стюарт вернулись Меррей и Аргайл. Королева пыталась примирить враждующие группы лордов, инициируя торжества и банкеты. Но ненависть между Босуэллом и Меррем было трудно потушить. Граф пытался объединиться с Дарнли в попытке получить помилование мятежного лорда Дугласа, чтобы тот выдал королеве имена реальных убийц Риччо – Меррея и Мейтленда. Но впервые задачи Марии Стюарт и Елизаветы I cовпали: обе они не хотели дискредитации Меррея. Мария не желала помиловать Дугласа, а Елизавета сопротивлялась его возможной выдаче. Меррей, зная намерения Босуэлла, стал искать возможности объединения с его врагами. Граф предупреждал королеву, что ее сводный брат планирует очередные мятежи, но Мария не предала этому значения.
В это время королева готовилась к рождению наследника. Она составила завещание, согласно которому в случае ее смерти все имущество оставалось ребенку или – в случае смерти обоих – мужу. Босуэллу королева тоже завещала дары, в числе которых было драгоценное украшение в виде фигуры русалки. Немногим позже, когда был убит законный король и Мария вышла замуж за Босуэлла, в Шотландии распространялись карикатуры, в символической форме осуждавшие этот брак. На рисунках Мария была изображена именно в виде русалки (согласно народному фольклору той эпохи, русалка была символом падшей женщины).
Мария ожидала родов в Эдинбурге. В замке, помимо королевы и ее челяди, находился король, лорд Дарнли, и его отец, лорд Леннокс. Разрешение на присутствие получили графы Аргайл и Меррей. Босуэлл и Хантли находились вне замка, - возможно, по причине нежелания делить кров с врагами. Согласно доводам лорда Леннокса, именно в этот период между Босуэллом и Марией Стюарт началась «преступная связь». Но это вряд ли возможно: королева была на последних сроках беременности, а Босуэлл даже отсутствовал в замке. Кроме того, в это время у графа возникла связь с другой женщиной.
Брак Босуэлла и леди Джейн Гордон трудно было считать счастливым. Человек, в которого графиня Босуэлл была влюблена до замужества, женился на одной из придворных дам королевы, Мэри Битон. В знак утраты своего возлюбленного Джейн Гордон стала носить траурное облачение, несмотря на присутствие мужа. В свою очередь, граф обратил внимание на горничную жены, - Бесси Кроуфорд. Она была черноглазой и темноволосой девушкой (вероятно, как и Анна Трондсен). Между Босуэллом и горничной возникла любовная связь, которая не являлась тайной для законной жены. В то же время граф подарил супруге часть владений, и это способствовало мирным отношениям внутри этого (по-видимому, формального) брака.
19 июня 1566 года Мария Стюарт родила наследника шотландского трона – Иакова VI. Шесть недель спустя королева и ее супруг отправились в Аллоа. Босуэлл не сопровождал царственную чету, вопреки утверждениям Джорджа Бьюкенена, будущего воспитателя Иакова VI. Отношения между Марией и Дарнли ухудшались, Мария стала искать предлог для развода. Она опасалась возможного покушения на жизнь ребенка и решила вывезти маленького наследника из Эдинбурга, отправив его в Стирлинг, под опеку графа Мара. Босуэлл охранял младенца в этой поездке, - достаточное свидетельство доверия королевы к графу.
В сентябре 1566 года Мария вернулась в Эдинбург, чтобы организовать крестины сына. Она вернула из ссылки бывшего советника Уильяма Мейтленда. Королева нуждалась в этом опытном дипломате, который мог способствовать получению прав на английский трон для маленького наследника. Прибытие советника усложнило ситуацию при дворе. Босуэлл, который был ближайшим доверенным лицом Марии, имел яростную вражду с Мейтлендом. Между группировками лордов сразу начались опасные интриги, которые королева пыталась погасить. В итоге Мейтленд вошел в Тайный Совет. В этот период числе приближенных к Марии Стюарт людей оказался и Джеймс Балфур, - человек, который в будущем сыграет не последнюю роль в низложении Марии Стюарт и ее последующем позоре.
Именно Джеймс Балфур поведал миру скандальную версию возникновения любовной связи между Босуэллом и королевой. По словам Балфура, Мария вернулась в Эдинбург и остановилась во владениях, которые прилегали к дому одного из слуг Босуэлла. Граф был в этом доме. Он сумел проникнуть в царскую спальню, где изнасиловал королеву. Балфур утверждал, что Мария сама говорила об этом Меррею и другим.
Как бы странно не выглядела эта версия, писатели следующих эпох поверили в нее. Ее описывает Б. Грибанов в своем романе «Елизавета I»: «Босуэл все чаще сопровождал королеву на охоте и на прогулках верхом. В сентябре 1566 года королева Мария работала в Казначейской палате, которую отделял от дворца большой сад. Одна из ее фрейлин, бывшая любовница Босуэла, пустила его в сад, откуда тот проник в спальню королевы и овладел ею». (с) Б. Грибанов, «Елизавета I».
Версии вторит и Стефан Цвейг, автор знаменитого романа «Мария Стюарт». Цвейг не пересказывает именно такое описание событий, но делает похожие выводы на основе анализа стихов Марии Стюарт:
«Одно из стихотворений выдает ее с головой: только оно и приоткрывает нам начало злополучной страсти. Только благодаря этим пламенным строкам известно, что, не постепенно нарастая и кристаллизуясь, созрела эта любовь, нет, она броском ринулась на беспечную женщину и навсегда ее поработила. Непосредственным поводом послужил грубый физиологический акт, внезапное нападение Босуэла, насилие или почти насилие. Подобно молнии, озаряют эти строчки сонета непроницаемую тьму:
Pour luy aussi j'ai Jelte mainte larme,
Premier qu'il fust de ce corps possesseur,
Duque! alors il n'avoit pas le coeur.
...я столько слез лила из-за него!
Он первый мной владел, но взял он только тело,
А сердце перед ним раскрыться не хотело.
И сразу же вырисовывается вся ситуация. Мария Стюарт эти последние недели все чаще бывала в обществе Босуэла: как первый ее советник и командующий войсками, он сопровождал королеву во время ее увеселительных прогулок из замка в замок. Но ни на минуту королева, сама устроившая счастье этого человека, выбравшая ему красавицу жену в высшем обществе и танцевавшая на его свадьбе, не подозревает в молодожене каких-либо поползновений на свой счет; благодаря этому браку она чувствует себя вдвойне неприкосновенной, вдвойне застрахованной от всяких посягательств со стороны верного вассала. Она без опаски с ним путешествует, проводит в его обществе много времени. И, как всегда, эта опрометчивая доверчивость, эта уверенность в себе - драгоценная, в сущности, черта - становится для нее роковой. Должно быть - это словно видишь воочию - она иной раз позволяет себе с ним некоторую вольность обращения, ту кокетливую короткость, которая уже сыграла пагубную роль в судьбе Шателяра и Риччо. Она, возможно, подолгу сидит с ним с глазу на глаз в четырех стенах, беседует интимнее, чем позволяет осторожность, шутит, играет, забавляется. Но Босуэл не Шателяр, романтический трубадур, аккомпанирующий себе на лютне, и не льстивый выскочка Риччо. Босуэл - мужчина, человек грубых страстей и железной мускулатуры, властных инстинктов и внезапных побуждений, его смелость не знает границ. Такого человека нельзя легкомысленно дразнить и вызывать на фамильярность. Он, не задумываясь, переходит к действиям, с налета хватает женщину, уже давно находящуюся в неуравновешенном, возбужденном состоянии, женщину, чьи чувства были разбужены первой, наивной влюбленностью, но так и остались неудовлетворенными. "Il se fait de ce corps possesseur", он нападает на нее врасплох или овладевает ею силою. (Как определить разницу в минуты, когда попытка самозащиты и желание мешаются в каком-то опьянении чувств?) Похоже, что и для Босуэла это нападение не было чем-то предумышленным, не увенчанием давно сдерживаемой страсти, а импульсивным удовлетворением похоти, в котором нет ничего душевного, - чисто плотским, чисто физическим актом насилия». (с) С. Цвейг, «Мария Стюарт».
Для того, чтобы подтвердить или опровергнуть эту версию, нужно рассмотреть несколько вариантов возможного понимания ситуации. Теория Цвейга основана на анализе так называемых «писем из ларца» - писем и стихов, предположительно написанных Марией к Босуэллу. Большинство современных исследователей считают эти письма фальшивкой, сфабрикованной врагами королевы с целью нанесения урона ее репутации. В таком случае, если не признавать авторство Марии, то стихи перестают быть доказательством.
Можно предположить, что в сплетне, изложенной Балфуром, есть доля истины. Возможно, в Казначейском доме было тайное свидание, о котором каким-то образом узнало общество. Лорд Леннокс утверждал, - любовная связь между Босуэллом и Марией началась еще до рождения Иакова VI, во время подготовки королевы к родам. Эта версия тоже выглядит странно: в указанный период Мария была на последних сроках беременности, а Босуэлл вообще отсутствовал в замке. Но если допустить вероятность, что между королевой и графом уже существовали нежные отношения, то эти отношения могли быть по косвенным признакам замечены кем-то из свиты и превращены в слух. В таком случае, обе версии «начала любви» - слова Балфура и слова Леннокса - являются только искаженным свидетельством этих развивавшихся отношений. Следует учитывать и тот факт, что оба «свидетеля» являлись врагами Марии Стюарт, их изложение истории пристрастно и потому заведомо сомнительно.
Несомненным событием в этот период жизни Марии было лишь одно: крушение ее брака. 30 сентября королева открыто вошла в конфронтацию с Дарнли. Перед Советом лордов, в присутствии французского посла, она обратилась к королю с просьбой изложить свои претензии (Дарнли намеревался уехать из Шотландии). Король не смог или не посмел высказаться. Однако он удалился с обещанием, что жена его долго не увидит.
После этого события произошел знаменитый «Джедборосский эпизод», который считается свидетельством любви королевы к графу Босуэллу. 10 октября Мария присутствовала в Джедборо на сессии суда. В это время стало известно о тяжелом ранении Босуэлла. Он был ранен в руку и в голову (сильный шрам на лбу остался до конца жизни). Состояние графа было настолько тяжелым, что англичане поспешили сообщить о его смерти, но преждевременно. Узнав новость, королева отреагировала на нее эмоционально. Описывая эту реакцию, С. Цвейг приводит в романе цитату посланника Дю Крока, бывшего в этот момент рядом с королевой: «Для нее, видно, немалая потеря потерять его». Спустя несколько суток Мария поспешила в замок Эрмитаж, где лежал раненый. Цвейг предполагал, что эта спешка объяснялась желанием немедленно увидеть возлюбленного. Эту же версию выдвигал и Джордж Бьюкенен. Но формальным, логическим поводом к поездке была необходимость обсудить с графом ситуацию на границе. Возможно, Мария опасалась его смерти и желала прояснить какие-то важные вопросы.
Для того чтобы достичь замка и вернуться назад, королеве пришлось преодолеть расстояние около 60 миль, развивая огромную скорость. Хорошо известно, что Мария была ловкой наездницей и любила быструю скачку, но в данном случае речь шла явно не о кратковременной прогулке. Спешку королевы можно объяснить тем, что в замке, где находился раненый, не нашлось достойного помещения и возможность ночевки там исключалась. Возможно, Мария стремилась быстрее вернуться домой. И все же это мало объясняет ту огромную нагрузку, которую сознательно дала себе женщина, находившаяся в слабом физическом состоянии. Последствия скачки не замедлили сказаться – королева тяжело заболела. После родов ее здоровье пошатнулось, и существует современное предположение, что она страдала от язвы двенадцатиперстной кишки.
Болезнь Марии продолжалась в течение двух недель. После первых шести дней ее состояние было близким к смерти, однако позже улучшилось. 21 сентября королеве нанес визит выздоравливающий Босуэлл. К концу месяца Мария снова была на ногах. В ноябре 1566 года королевский двор переехал в Крейгмиллер.