Часть 6 - В Шотландию!

Как ни тянула время Мария Стюарт, а отправляться пришлось, иначе могли уже не намекнуть, а сказать открыто. Такого унижения она бы не вынесла.

Последнее, что сделала Екатерина Медичи для ненавистной теперь бывшей невестки, – организовала ей не менее роскошные проводы, чем когда-то Диана де Пуатье встречу.

В Сен-Жерменском дворце в тот вечер было довольно людно, посмотреть, как королева Екатерина Медичи будет выставлять из своей страны (под видом торжественных и прочувствованных проводов) бывшую невестку Марию Стюарт, собралось немало любопытных. Поэты наперебой сыпали горестными рифмами, пытаясь выразить сердечную боль от исчезновения такой звезды с небосклона Франции. Твердили, что попросту не смогут творить без ее присутствия!

Екатерина Медичи, услышав такие стенания от Ронсара, с насмешкой посоветовала:
– Езжайте следом за Марией!
– Не могу! – прижал руки к груди поэт, старательно выдавливая на глаза слезы.
– Почему? Вы уже однажды следовали в Шотландию за Мадлен Французской, что вам мешает повторить этот путь?
Поэт что-то забормотал о трудностях пути и невыносимом климате северной страны…
– О, да, там нет столь изысканного общества, таких дворцов, таких парков! Но не сомневаюсь, королева Мария довольно быстро все это создаст! Помогите же ей!
– Ваше Величество, а не лучше ли оставить Ее Величество Марию здесь? – попытался схитрить кто-то из придворных.
– Королева должна править в своей стране и жить в ней же! Когда ее нет на месте, происходят разные неприятности. Это убедительно доказали последние годы в Шотландии. Не сомневаюсь, что наша прекрасная Мария сумеет навести там порядок и доказать, что она настоящая королева!

Екатерина Медичи пресекла все попытки уговорить ее оставить бывшую невестку, ей ни к чему проблемы в виде племянницы де Гизов! Тем более с таким надменным характером и самовлюбленностью.

Поутру блестящий караван двинулся в путь в Кале, чтобы проводить Марию Стюарт в ее собственное королевство. Как бы то ни было, Францию покидала ее королева, пусть правившая, вернее царствовавшая (кто бы дал ей править!), всего-то неполных два года. Но корона осталась при ней, как и многие другие драгоценности, полученные по рангу и в подарок. В том числе знаменитый жемчуг, который когда-то подарила невестке королева Екатерина, в ту пору, пока еще верила, что эта девочка будет ей хорошей дочерью.

С Марией возвращались все четыре ее подруги, прибывшие из Шотландии, множество слуг, правда, верной Бэсс среди них не было. Молодая женщина вышла замуж за француза и предпочла собственное счастье королевскому. Провожали племянницу де Гизы (а как же иначе?). Франсуа напоминал, что доверять сводному брату Джеймсу Стюарту не стоит, потому что ныне он поддерживает англичан, что надо быть предельно осторожной и первое время попросту постараться ни во что не вмешиваться:

– Поймите. Мэри, любые неприятности, которые могут даже нарочно спровоцировать, обернутся обвинениями в Вашу сторону. В Шотландии сильны позиции еретиков, потому будьте вдвойне осторожны в вопросах веры, ни единого резкого слова. Это не Франция, там пока нельзя устроить разборки, как в Амбуазе. Пока нельзя, – подчеркнул он.

От упоминания Амбуаза Марию заметно передернуло, дядя покосился на нее с легким презрением: как она собирается править твердой рукой, если боится вида крови и казней?

– Мы постараемся найти Вам нового мужа как можно скорее, немного потерпите. Но все должны увидеть, что Вас в Шотландии принимают как королеву! Понимаете, свою королеву. Это не означает, Мэри, что нужно заставлять народ кланяться! Вы должны подружиться с лордами и даже заставить народ себя полюбить или хотя бы восхищаться. Как бы Вам ни было противно. Бывают случаи, когда нужно наступить на собственное горло и заставить себя замолчать. Вы зря поссорились с Елизаветой. Можете быть сколь угодно уверены в своих правах на английскую корону, но попридержите свою уверенность в тайном месте. Сейчас Вы не можете ее отобрать, лучше не дразнить огромного пса без надежды, что он не набросится на вас.

Дядя всю дорогу внушал Марии мысль о необходимости осторожного и терпеливого поведения, если она не хочет потерять все. Объяснял, что Елизавете нужно выказать свое расположение, изобразить дружбу: «Вы, женщины, это умеете!», очаровать лордов и баронов, постараться внушить им, что от такой королевы, как она, ничего плохого Шотландии не будет…

Она слушала и едва не рыдала от необходимости стараться кому-то угодить или нарочно понравиться. Она, королева с рождения, дважды королева на нынешний день, должна заглядывать в глаза каким-то лордам?! А узурпаторше обязана писать ласковые письма и называть ее своей подругой?! Видно, де Гиз понял ее мысли, похлопал по руке и усмехнулся:
– Если придется туго, вспомните свою свекровь Екатерину Медичи, она прибыла сюда совсем девочкой и была нелюбима всеми, в том числе и мужем. Но сумела стать настоящей королевой.
– Чем она настоящая?! – все же взвилась Мария.
Дядя вздохнул:
– Я могу сколько угодно ненавидеть Екатерину Медичи, но уважать ее от этого не перестану. Вам далеко до нее, Мэри, пока Вы пустышка, но надеюсь, испытания Вас закалят и превратят в настоящую королеву.

В Кале снова слышались ахи и охи, стенания, но Мария смотрела на все теперь совсем другими глазами, она прекрасно понимала, что паруса ее корабля не успеют скрыться из глаз, а придворные, в том числе и Ронсар, прижимающий руки к сердцу и глядящий на нее со страдальческим видом, забудут королеву Марию и займутся своими делами. А завтра найдут новый предмет для обожания и поклонения и снова будут вздыхать, прижимая руки к груди и утверждая, что ничего на свете нет прекрасней.

Ложь, ложь, всюду ложь!

И все равно она не хотела покидать ставшую такой родной Францию. Собственно, она другого и не знала. Жизнь в Шотландии ограничивалась несколькими замками и обителью на острове, зато во Франции Мария расцвела и физически, и духовно. Франция, милая Франция, неужели я больше тебя не увижу?!

Глядя на племянницу, с трудом сдерживающую слезы, Франсуа де Гиз кивнул брату:
– Посмотри, как ей не хочется уезжать. Чувствует, что не вернется.
Кардинал слегка пожал плечами:
– Кому она нужна? Взбрыкнула со своей самоуверенностью, вот и получила по заслугам. Стелилась бы перед свекровью, сейчас шла бы с очередным Валуа под венец. – Он вздохнул: – Только бы не сунула голову в петлю в Шотландии…
Но обоим де Гизам было откровенно не до бесполезной для них теперь племянницы, они могли сколько угодно разыгрывать грусть и даже отчаянье по поводу ее отъезда, как это делало множество актеров вокруг, но куда больше братьев Гизов занимало противостояние с королевой-матерью.
Вот уже с берега махали надушенными кружевными платочками, для вида прикладывая их к глазам, потом скрылись и провожающие…
– Милая Франция… неужели я больше не увижу тебя?

Мария не смогла дольше терпеть, удалилась к себе в каюту и, бросившись ничком на постель, горько разрыдалась!

Отправившись вечером, утром корабль все еще шел в виду французских берегов. Мария снова поднялась на палубу, снова стояла, глядя на далекую землю, и рыдала.

Наконец берега исчезли из вида. Через некоторое время один из матросов тревожно показал вперед:
– Англичане?!

И вдруг Мария поняла, чего хочет больше всего: чтобы путь им преградил весь английский флот сразу, чтобы ее попросту не пустили в Шотландию! Тогда пришлось бы возвращаться и оставаться, пусть не при дворе, но хотя бы в одном из дворцов, пока этих проклятых англичан не разобьют. Она уже представила себе, как, завидев английские суда, гордо вскинет голову и скажет:
– Не стоит приносить такие жертвы! Я не хочу губить людей, мы возвращаемся!

И даже не было стыдно, куда-то спряталась и сидела до поры тихо гордость, Мария не хотела плыть в Шотландию и готова была цепляться за берег и даже за воду, только чтобы корабль шел не на запад, а снова на восток! Услышав о возможности встретить английские суда, королева поняла, насколько она не хочет на родину!

Но надежде не суждено было сбыться, судно оказалось торговым. Похоже, англичане нарочно увели все свои суда в порты, чтобы ни одно из них даже случайно не столкнулось с судном Марии Стюарт, чтобы не давать повода обвинить себя в чем-то.

Мешал только туман, плотный, непривычный. Пробирались едва ли не на ощупь. И снова Мария втайне молила, чтобы какое-то препятствие помешало им плыть, пусть бы капитан сказал, что таких туманов он в этих местах не помнит, что рискованно двигаться в этой сплошной пелене, нужно поскорее выбираться…

От мостика послышался голос капитана:
– Ей-богу, не припомню таких туманов в этих местах в это время года! – Памятуя, кто на борту, и капитан, и матросы старались держаться в рамках приличия и не произносить вслух грубых слов. Мария замерла, он говорил именно то, чего она так желала! Неужели господь услышал ее молитвы?
Ему отозвался кто-то из помощников:
– Да уж, плыть в таком тумане опасно, нужно поскорее выбираться…
Бедная женщина едва не крикнула: «Обратно!», но помощник закончил фразу совсем иначе:
– … вперед. У берегов Шотландии будет полегче…
Никто не повернул, в сплошной пелене они добрались до Фёрт-оф-Форта и пристали к практически пустому берегу. Пристань была не просто плохой, она едва держалась. Мария в ужасе раскрыла глаза:
– Что это?! Куда мы прибыли?!
– Это Лейт, Ваше Величество, отсюда до Эдинбурга недалеко.
– А… а нельзя ли прямо так туда… – Мария показала на корабль.
Капитан чуть улыбнулся:
– Ваше Величество, Эдинбургский замок там, – он махнул рукой в сторону суши.

Эта его легкая улыбка словно заставила Марию стряхнуть оцепенение и нерешительность. Она вдруг отчетливо поняла, что уже прибыла в Шотландию, что никто обратно во Францию ее не вернет, и придется научиться выживать даже в этих кошмарных условиях. Королева вскинула голову:
– Прекрасно! Высаживаемся в Лейте! Где второе судно с лошадьми? Если до Эдинбурга недалеко, то мы доберемся быстро и успеем поужинать в обществе моего братца Джеймса, который, видно, не слишком поворотлив!

Это через несколько столетий Лейт стал частью Эдинбурга, а тогда он был просто маленьким портовым городишком, который разоряли все, кому не лень, все, кто появлялся с моря из туманов. Лейту досталось и от французской эскадры, являвшейся вроде ради защиты из дальнего далека, и от англичан, приходивших с тем же, правда, из мест поближе, и от своих же повстанцев или всех, кто себя таковым объявлял, попросту мародерствуя… Потому Лейт не особо развивался.

Выбравшись на берег, остановились в нерешительности. Судна с лошадьми не было видно, никакого дворца рядом, как добираться к Эдинбургскому замку, непонятно…

На берегу не то что эскорта в белых камзолах, орудийного салюта или фейерверка, но и простых приветствий не было. Под немыслимой моросью, мгновенно промокнув в своих нарядах, прибывшие по узким скользким сходням перебирались на берег. Королева пробовала шутить:
– Мы словно прибыли к дикарям, такое приключение выпадает не каждому! Надо будет заняться этим портом, не дело иметь под боком у столицы столь неприглядное зрелище! Нужно было пристать где-нибудь в другом месте, но, видимо, помешал туман…

Она поймала себя на том, что словно оправдывается перед своими спутниками за неудобства и убогость представшего перед глазами вида.

Но и местное население не спешило приветствовать свою королеву! И тогда она решилась продемонстрировать свою терпимость и милосердие, шагнула к нескольким стоявшим в стороне вовсе не нарядно одетым мужчинам и протянула для поцелуя руку со словами:
– Я ваша королева!

Ни один из них не шелохнулся. В первое мгновение Мария замерла от неожиданности, но потом сообразила, что по привычке говорит по-французски! Едва ли кто-то из местных жителей владел французским. Пришлось вспоминать, как эта же фраза звучит на английском. Услышав звонкий смех королевы, обернулись почти все: чему она радуется?

Но и после повторения фразы никто к руке не подошел, люди просто молча поклонились, выжидающе глядя на разодетую красавицу.

Королева… Одна королева не очень давно померла, а другая живет где-то далеко за морем, кто говорил, что в Англии, а кто твердил, что еще дальше… Может, это она приехала? Так тогда зря. Такой красотке в их краях делать нечего, разве можно ходить по шотландской земле вот так разодетой; только успела спуститься на землю со своего корабля, а уже промокла. Как же она пойдет в Эдинбург дальше в таких туфельках-то? Ну, такие женщины, понятно, они ничего не соображают в нормальной одежде или обуви, а куда смотрели мужчины, что прибыли с ней? Тоже разодетые глупцы. Нет, она быстро уплывет обратно, ей не понравится в Шотландии. Да и пусть, кому нужна в их краях такая красотка? С ней не попляшешь, не поговоришь… Щебечет на своем языке что-то непонятное…

Первым встретившимся в Лейте шотландцам их королева категорически не понравилась. Они видели, что высокая молодая женщина красива, ярко и богато одета, что она старается казаться веселой, но глаза-то грустные. Не понравилась ей Шотландия, а значит, она Шотландии не подходит!

Совершенно непонятно вели себя прибывшие с Марией мужчины, они топтались без дела, не зная, что предпринять. Данвилль, вопреки всем протестам отца все же отправившийся за своей любовницей в далекую Шотландию, просто не представлял, куда теперь везти королеву, а Шателяр, единственный из поэтов, у кого слово не разошлось с делом, был способен лишь сокрушенно вздыхать по поводу несовершенства мира.

– Ваше Величество, неужели местные дикари не знают, как надо встречать королеву?!
– Они не знают, что я королева! – огрызнулась Мария, досадуя уже не только на брата Джеймса и шотландцев, но и на своих спутников. Пришлось всем распоряжаться самой. Она невесело усмехнулась: ты хотела быть самостоятельной королевой? Если честно, то сейчас вовсе не хотела, напротив, с удовольствием вернулась бы под крылышко «купчихи» Медичи, но Франция далеко, а вокруг лишь растерянные люди на полупустом берегу, и она должна подать пример достойного поведения! Она дважды королева, и, даже выставив ее из страны, отнять этого никто не сможет!

Мария вскинула голову:
– Мы должны найти убежище от дождя на первое время. Немного погодя все прояснится, возможно, мы просто пристали не туда!
Восхищенно блестящий глазами Шателяр сначала завопил: «О, моя королева!», а потом усомнился:
– Ваше Величество, а не лучше ли пока остаться на корабле, там есть каюты и вполне можно переждать?

Наверное, так было бы лучше, но Мария боялась, что, вернувшись на палубу, может просто приказать поднять паруса и взять курс обратно на Францию. Нет, нет, нет! Нужно действовать решительно, иначе она потеряет последние крохи самообладания! Слишком разителен контраст с прежней жизнью. Она вспомнила Стирлинг и Эдинбургский замок, Холируд, наконец. Возможно, это всего лишь воспоминания детства, а в детстве всегда кажется все лучше, чем есть, но там вполне можно было жить! Башни замка Стирлинг ничуть не походили на небольшие дома Лейта.

– Вперед! – решительно воскликнула королева, показывая на ближайший приличный дом.

А к ним уже спешили жители Лейта… Подбежал какой-то ловкий купец, затараторил, пришлось остановить, чтобы можно было понять отвыкшему от английского языка уху. Оказалось, что единственный дом, в котором можно заночевать, его собственный. Купец был сообразительным и уже отправил в Эдинбург к королю Джеймсу (Мария поморщилась, услышав такое именование сводного брата), но уже поздно, потому ждать его нужно только завтра.
– Пока совсем не стемнело, приглашаю Ваше Величество хотя бы в мой дом. Я познакомлю Вас с моей супругой Мэри! Вы ей понравитесь!
Мария в ужасе замерла и тут же услышала, как за спиной, не сдержавшись, прыснула ее подруга Мария Ливингстон:
– Ваше Величество, не желаете ли быть представленной супруге местного купца?
Раньше самой королевы отозвалась Мария Сетон:
– Мэри, смотрите на все, как на приключение…
– Мои дорогие подруги, что бы я без вас делала? – вздохнула Мария, соглашаясь: – Вы правы, мы пойдем представляться их величеству владелице местной хибары!
Она повернулась к замершему купцу и кивнула:
– Пойдемте. Как вас зовут, сударь?
– Джон, миледи, меня зовут Джон, – отчетливо по-французски произнес купец. Видно, необходимость общаться с моряками разных стран или же со стоявшим в городе французским отрядом заставила его в какой-то степени выучить язык.

Марии стало не по себе. Вот он, второй урок, первым было понимание, что за время плавания они удалились не только территориально, но и в годах тоже, а потому надеяться на многое не стоит. Теперь она понимала, что не все так просто, нужно держать язык за зубами, чтобы не попасть впросак.

Постаравшись не подать вида, что смутилась (в конце концов, почему королева должна оправдываться перед своим подданным?), она как ни в чем не бывало любезно поинтересовалась:
– А скажите, Джон, почему здесь так пусто и заброшенно?
Тот ответил с прямотой:
– Так французы с англичанами постарались.

Разговор явно приобретал ненужное направление, к тому же подул пронизывающий, несмотря на конец лета, ветер, всем очень хотелось спрятаться под крышу. Мария уже подумывала, не вернуться ли на корабль, там можно дождаться, пока прибудет второе судно с лошадьми из конюшни, и к тому времени наверняка брат Стюарт организует торжественную встречу. Думать о том, что так мрачно и пусто везде, ей вовсе не хотелось.

Часть прибывших с королевой действительно вернулась на судно, а подруги, несколько слуг и охрана храбро отправились вместе с Марией ночевать к гостеприимному купцу, говорящему по-французски. Да уж, родина встречала ее крайне неприветливо, а вернее, не встречала никак!

Ее новая камеристка Бэтси проворно сбегала на кухню и вернулась с большим кувшином горячей воды и медным тазом не первой свежести.

– Это все, что удалось раздобыть, мадам. Но умыться все равно нужно, давайте я Вам помогу.
Марии было все равно, в тазу так в тазу. Бэтси поливала на руки тонкой струйкой из старого кувшина и делилась впечатлениями:
– Если мы завтра не сможем уехать отсюда, то не знаю, как будем жить… Всей снеди на один день, не больше.
– У нас есть деньги, чтобы купить… – поморщилась Мария.
– Здесь и посуды не хватит, чтобы приготовить, – упрямо возражала Бэтси.
– Успокойся, мы завтра отсюда уедем, должен же Джеймс приехать за мной?!
Королева была права, регент Шотландии, ее сводный брат Джеймс Стюарт, примчался вместе с несколькими придворными сразу, как только узнал о прибытии королевы, вернее, наутро после того, как узнал.

Они виделись последний раз тринадцать лет назад, когда семнадцатилетний Джеймс сопровождал во Францию свою сводную сестренку, королеву Шотландии, маленькую Мэри, чтобы она там позже вышла замуж за дофина Франциска.
Теперь перед Марией стоял взрослый тридцатилетний мужчина, некрасивый, но уверенный в себе и своей власти. С первого взгляда было ясно, что это если не хозяин Шотландии, то один из таковых. Мария сразу вспомнила совет де Гизов постараться понравиться всем, от кого пока зависит ее судьба, и попыталась улыбнуться брату. Улыбка вышла кривоватой…

А Джеймс Стюарт смотрел на эту совершенно незнакомую молодую женщину и пытался поверить, что перед ним бывшая маленькая Мэри. Куда подевалась та серьезная девочка с внимательными, почти строгими глазами, доверчиво льнувшая к нему на корабле? Конечно, королева была измучена неприятностями последних лет, тяжелым путешествием, ночью, проведенной в непривычных условиях, но даже не ее помятый невеселый вид поразил Джеймса, а то, что Мэри больше нет. Женщине перед ним не было и девятнадцати, а на вид все двадцать пять… Даже не повзрослела, а попросту постарела.

Брату захотелось прижать к себе эту испуганную, старающуюся держать уверенный вид женщину, погладить по светлым волосам и сказать, что если она сама не станет никому вредить в Шотландии, а будет слушать его, то никто плохого не сделает. Он даже руку начал поднимать, но тут Мария опомнилась, ее взгляд из растерянного стал надменным, подбородок вскинулся:
– Мсье, вы могли бы организовать нашу встречу более продуманно? Нам пришлось ночевать в этом сарае!
– Кто мог знать, что Вы приплывете в такую погоду… – сквозь зубы процедил Стюарт.

Все очарование испуганной женщины пропало, теперь ее хотелось скорее ударить, чем спасать. И все же Джеймсу было жалко Марию, он прекрасно помнил и встречу в Нанте, и дворцы Франции, которые тогда успел увидеть. Разница, конечно, могла потрясти любого, не только молодую женщину. Разоренная бесконечными войнами и конфликтами Шотландия, никогда не бывшая особенно богатой, обеднела еще сильнее. Когда на земле хозяйничают то одни, то другие солдаты, не до фейерверков. Что принесла с собой Мария? Если новую вражду, то лучше бы ей не приезжать совсем.

Но сейчас об этом не стоило, видно, что женщина действительно измучена и ей попросту нужен отдых. Может, отдохнув, она станет приятней и в общении, и внешне?

Но оказалось, что ехать в Эдинбург попросту не на чем! Второе судно с лошадьми королевы так и не прибыло. Капитан первого вздохнул:
– Налетели небось на скалы… В таком тумане-то неудивительно.

На чужих лошадях и в столь потрепанном виде Мария категорически отказалась ехать прямо в Эдинбург. В этом был свой резон, появляться впервые перед народом в таком виде нельзя, следовало привести себя в порядок. Отправились в Холируд, хотя Джеймс твердил, что замок в запущенном состоянии, там давно никто не жил.

– Так помогите мне привести его в порядок, вместо того чтобы стонать!
– Этого не сделать за один день, мадам. Я пришлю слуг и все, что нужно, но придется пока терпеть неудобства. Почему Вы никак не сообщили о своем прибытии, Вас действительно встретили бы и подготовили жилье.

Мария только фыркнула в ответ. Не говорить же, что она до самого конца надеялась не уезжать из Франции или хотя бы вернуться обратно с половины пути.
Можно было ехать в Стирлинг, но и сама королева, и ее свита были уже не в состоянии находиться в пути. Решили остановиться в Холируде, который Джеймс обещал срочно привести в порядок.

В замке действительно царили запустение и затхлый запах. Чтобы хоть чуть выветрить его, пришлось распахнуть все окна и двери, сквозняки тут же подняли тучи пыли и заставили чихать… Засуетились слуги, приводя в порядок сначала хотя бы одну комнату.

– И кухню! – потребовала Мэри Сетон. – Иначе мы просто умрем с голода!

Слуги выгребали накопившийся невесть откуда мусор, смахивали пыль и паутину с картин в позолоченных рамах, со стенных светильников и потолочных арок, счищали присохшую грязь с полов и доводили до блеска мебель с помощью пчелиного воска и скипидара, от запаха которого стало резать глаза.
К вечеру часть помещений приняла более или менее жилой вид, кое-где даже зажгли камины, чтобы изгнать сырость.

Когда в комнате, отведенной для ночлега королевы, весело загудел огонь в камине, разгоняя все тот же промозглый туман, Мария уселась, вытянув к нему ножки, обутые в ботиночки, совсем недавно бывшие изящной замшевой обувью, а теперь превратившиеся в заскорузлое подобие крестьянских чуней.

– Мадам, позвольте, я Вас разую, и лучше бы Вам принять ванну…
Мария оживилась:
– А есть ванна?
Бетси вздохнула:
– Пока нет, конечно, но воды нагрели. Я уже распорядилась, чтобы втащили большую кадку, будете мыться в ней. Все лучше, чем ничего.

Действительно было лучше. И хотя вода получилась не слишком горячей, а мытье удобным, Мария все равно наслаждалась. Умница Бетси успела распаковать ее принадлежности по уходу за кожей и добавить в воду ароматных капель, теплая вода приятно облекла измученное тело, заставляя забыть волнения и неприятности.

Вымывшись и высушив при помощи невесть откуда взявшихся полотенец волосы, Мария с помощью все той же Бетси принялась одеваться к ужину. Делать прическу было некогда, и они попросту спрятали волосы под красивый чепец (я же вдова! – усмехнулась Мария).

Ужин проходил в весьма скромной обстановке при совсем небольшом количестве зажженных свечей (больше просто не нашлось), сервировка стола тоже оставляла желать лучшего, как, собственно, и набор блюд. С трудом прожевав жесткое мясо, Мария вдруг рассмеялась:
– Зато нам есть с чем сравнивать! Сегодня гораздо лучше, чем вчера!
– Не скажи, – замотала головой Мэри Битон. – Вчерашнее мясо имело куда меньше жил… А в остальном, – она обвела глазами стены, с которых не везде успели обмести паутину, – конечно, значительно просторней дома купца и корабельных кают.
– Не переживай, Мэри, ты наведешь порядок в этом захолустье и покажешь дикарям, как надо жить! Были бы стены, а гобелены для них выпишем из Франции, привезем посуду, заведешь новую хорошую конюшню, восстановишь парк. – Это уже другая Мэри – Флеминг, Фламина, как ее звали подруги.
– Да, Мэри, это, конечно, не Шенонсо, но вполне пригодно для жилья! – согласилась и Сетон.

Мария вдруг расплакалась, ее верные подруги были с ней, они не бросили ее в трудную минуту одну, поддержали, спокойно перенося тяготы, выпавшие на ее долю. Во Франции, когда все было относительно хорошо, Мария куда меньше виделась с подругами и не всегда о них вспоминала, теперь же четыре Мэри оказались ее самой сильной поддержкой.
– Ну вот тебе, так хорошо держалась и теперь разревелась!
– Не трогай ее, пусть поплачет, от слез полегчает. Я сама готова плакать от разницы между тем, что было, и тем, что есть.
– И я…
– И я…
Теперь ревели уже впятером. И вдруг Мэри Ливингстон (Ласти) сквозь слезы объявила:
– А вот тут нужно повесить гобелен с видом сада…
– Ты что, Ласти, какой сад?! В окне сад и здесь сад?!
– Откуда в окне сад? Там ничего, кроме горы мусора, нет.
– Но ведь будет же!

В спор включились остальные подруги, и немного погодя уже составлялся список первоочередных покупок и действий. Вдруг снаружи донеслись какие-то крики и шум. Женщины беспокойно переглянулись; судя по звукам, где-то неподалеку была возбужденная толпа. Мария даже привстала, пытаясь понять, чего можно ожидать в этой глуши. Но вошедшая в комнату служанка из местных горделиво сообщила, что жители Эдинбурга, узнав о приезде молодой королевы, пришли, чтобы порадовать ее песнями!

– Они разложили костры и сейчас их зажгут.
– За-зачем? – перепугалась Мария.
– Чтобы всю ночь петь и плясать в честь своей королевы!
Действительно, снаружи уже доносились звуки каких-то духовых музыкальных инструментов.
– Что это? – прислушалась королева.
Служанка снова кивнула с довольным видом:
– Волынка.

Дамы переглянулись, они в слишком маленьком возрасте покинули свою родину и до этого не жили иначе как в замках, а потому волынку не помнили и не знали. Конечно, у костров не было слаженного оркестра, а потому каждая из волынок тянула свою мелодию, превращая общий звук в настоящую какофонию. Заметив, что подруги готовы попросту закрыть уши руками, Мария поторопилась распорядиться:
– Скажите, королева очень ценит их старания, рада проявлению столь горячих чувств, но желала бы отдохнуть после трудной дороги.
Служанка не настолько хорошо знала французский, она все поняла по-своему, снова радостно кивнула:
– Я рада, что вам нравится! Люди тоже будут рады и будут стараться всю ночь!
Подруги переглянулись между собой и вдруг расхохотались.
– Целую ночь какофонии я не вынесу! – взмолилась Ласти.

Служанка снова поняла ровно половину сказанного:
– Вынесут, вынесут! Наши люди готовы петь и плясать очень долго, если вам нравится, они смогут.
Спорить было бесполезно, Мария просто попросила:
– Передайте, что мне очень нравится, но людям пора домой отдыхать.
Кажется, до служанки все же дошло, что королева и остальные дамы не в большом восторге от музыкальных вкусов местного населения, она чуть осуждающе покосилась на закатывающую от ужаса глаза Ласти и помотала головой:
– Люди никуда не уйдут, они будут петь и плясать всю ночь.
Упрямство девушки надоело Мэри, она махнула рукой:
– Пусть пляшут.

Разномастные вопли и дудение доносились и правда всю ночь, только к утру, когда начавшийся сильный дождь, видно, погасил костры, народ наконец разошелся по домам. У Марии сильно болела голова и было дурное настроение. Конечно, можно создать свой уголок Франции в этом диком краю, но сколько на это потребуется времени, а главное, денег! Времени не жалко, но денег просто нет. Ей положен пенсион как вдовствующей королеве Франции, но когда он будет получен, и его едва ли хватит на жизнь, не только на возрождение этих руин!

Ей стало страшно: неужели придется всю жизнь прозябать в глуши среди невежества и запустения?! Средств на то, чтобы создать пусть не Шенонсо, но хотя бы приличное жилье, просто нет, просить их у брата или в казне не позволит гордость… Мария долго лежала в темноте, глотая злые слезы. За что судьба так жестоко расправилась с ней, сначала высоко вознесся, а потом столь же резко бросив в пропасть? Чем она провинилась, если ей сначала дали одну за другой короны, а теперь вот оставили в запущенном дворце одинокой без средств к существованию? Конечно, есть драгоценности, но если начать тратить еще и их, то что вообще останется?

К утру настроение было ужасным, болел правый бок, раскалывалась голова и немного мутило от чего-то съеденного накануне.

Приехавший Джеймс Стюарт получил порцию ее раздражения сполна! Но остался совершенно спокоен, даже чуть насмешлив. В ответ на выговор за то, что не встретили, как полагается встречать королеву, только усмехнулся:
– А чего Вы ждали, мадам? Торжественной встречи в Шотландии той, которой эта страна глубоко безразлична? Кажется, Вы даже умудрились отписать ее французской короне? Позвольте дать совет. Хотите стать королевой Шотландии не только на словах, но и на деле? Снимите свои роскошные французские наряды, оденьтесь немного попроще, сядьте в седло и езжайте посмотреть хотя бы замки своей страны. Боюсь только, что Вас не поймут даже лорды, далеко не все они разговаривают по-французски, предпочитая родной язык.

Мария на мгновение растерялась, но тут же почти с вызовом вскинула голову:
– Я говорю по-французски потому, что воспитывалась во Франции!
– Ну и что? – пожал плечами Джеймс. – Родились-то Вы в Шотландии. Придется вспоминать родной язык, мадам. Если, конечно, хотите стать королевой Шотландии.
– Стать?! Я королева почти с рождения!
Джеймс заметно поморщился:
– Боюсь, дорогая сестрица, Вас неверно информировали в Париже. Называться королевой Шотландии и быть ею не одно и то же. Эдинбург сильно отличается от французской столицы, где можно править, не вылезая из постели. Авторитет у лордов придется завоевывать, он вместе с короной не дается.

Больше всего Марии хотелось сказать, что ей наплевать на лордов, не догадавшихся даже встретить ее по прибытии из Франции, но она сумела сдержаться, решив, что не стоит с первой минуты вступать в конфликт с теми, кто имеет силу в этой стране. Всему свое время, лорды тоже мужчины, познакомившись с королевой, они, как и все остальные, будут очарованы и падут к ее ногам! То, что пока не очарован Джеймс, неудивительно, ведь до сих пор он правил Шотландией, возвращение законной королевы для сводного брата катастрофа, Мария для графа – настоящая соперница, а вот он для нее нет.

Решив так, Мария даже повеселела. Он обязательно окажется очарован, и забавно будет посмотреть, как станет биться в любовных сетях такой твердый ныне граф… Она уже представляла себе эту картину и так увлеклась, что едва не пропустила следующих важных слов Стюарта, вовсе не собиравшегося очаровываться:
– Самым лучшим для Вас, дорогая сестрица, будет ни во что не вмешиваться, предоставив заботу о самом королевстве тем, кто этим занимался и до сих пор. Привычную жизнь в Эдинбурге мы Вам обеспечим и оплатим из казны. Царствуйте.
– То есть вы хотите сказать, что я должна и довольствоваться ролью красивой игрушки?
Джеймс подумал: «Примерно так», но вслух сказал иначе:
– Думаю, Вам сначала стоит получше познакомиться с самой страной и положением дел, прежде чем в них вмешиваться, чтобы не выглядеть м-м… нелепо. И постараться вспомнить английский язык – королева должна, по крайней мере, понимать то, что произносят ее подданные.

И снова Мария едва сдержалась, но она понимала, что брат прав, а самое главное, решила на некоторое время и правда притихнуть, посмотреть, кто с кем и против кого дружит.

Следующие годы, пока она не решила, что пора замуж, были относительно спокойными. Парламент на условиях, что королева не будет лезть в дела, вполне щедро оплачивал ее расходы: видно, лорды решили, что лучше заплатить, чем иметь головную боль в виде присутствующей на заседаниях женщины.

Правда, почти сразу возникли трения с Джеймсом по поводу присутствия в замке все того же Анри Данвилля, вопреки совету отца последовавшего за своей богиней, и поэта Шателяра.

– Мадам, к чему было приезжать сюда сиру Данвиллю?
– Это мой придворный! Я королева и имею право на придворных.
– Безусловно, – кивнул Джеймс. – Но если Вы полагаете, что до нас не дошли слухи о Вашем весьма предосудительном поведении в Реймсе, то ошибаетесь. Конечно, Шотландия – окраина Европы, но дурные вести разносятся быстрее, чем хорошие.
– Сплетни, Вы хотите сказать?! – взвилась Мария. Ее красивое лицо исказила презрительная гримаса. – Никогда не думала, Джеймс, что вы способны собирать недостойные сплетни!
– Тогда объясните, к чему Вам здесь этот красавчик? А о поэте, что не сводит с Вас влюбленных глаз, и говорить не стоит. Мэри, – мягко попросил брат, – помните, что Вы не в вольной Франции, а в строгой Шотландии. Если Вас из Франции выставили, то отсюда выгонят безо всяких пенсий и пособий!

Возмущенная и даже обиженная таким разговором, Мария отвечала что-то очень резкое, напоминала, что она королева и имеет права жить по своему усмотрению! Джеймс только вздохнул, не желая продолжать. Королева не понимала, что Шотландия не Франция, не желала понимать…

Данвилль уехал сам. После откровенного разговора со Стюартом. Просто Джеймс Стюарт не желал, чтобы сестра позорила свое имя, демонстрируя отношения с красавчиком французом, у которого дома осталась жена. Вдове не пристало столь вольное поведение.

Вместе с Анри Данвиллем, обливаясь слезами, отбыл и поэт Шателяр. С тем было проще, достаточно пообещать поинтересоваться его прошлыми делами.

Мария, узнав о роли брата в удалении ее друзей, устроила ему настоящий скандал, но Джеймса Стюарта это не пробрало, у него был один ответ:
– Хотите жить вольно – возвращайтесь во Францию. Правда, там Вас едва ли примут с распростертыми объятьями. А в Шотландии Вы будете вести себя по ее законам.
– Я королева!
– Пока. – Взгляд Стюарта досказал остальное.

Два дня она лежала в своей спальне, не желая никого видеть и размышляя. Ей отказали в возможности жить там, где она хочет, в любимой Франции. Теперь ее лишают общества приятных ей людей. Что делать?! Слезно просить Екатерину Медичи позволить вернуться и скромно жить где-нибудь в удаленном замке? Но, заглянув в свою душу, Мария поняла, что скромно жить не сможет, она, получившая одну корону вместе с именем и вторую шестнадцати лет от роду, уже не могла быть на вторых ролях! Она снова будет стараться быть первой, а значит, снова будут конфликты. И как можно жить во Франции, ведя полумонашескую жизнь?

Оставалось привыкать к местной жизни, к местным требованиям или… была еще одна надежда – выйти замуж. Но если ее выставят из Шотландии так же, как это сделали во Франции, то в качестве невесты она не будет нужна никому вообще! Кулачки невольно сжимались:
– Черт бы побрал этих святош! Сами не ведают нормальной жизни и другим не дают!
Злиться было от чего, королева вынуждена соблюдать требования собственных подданных! А как ее воля?! Как же ее власть?!

Временами накатывало желание стереть Джеймса Стюарта в порошок, уничтожить, приказать казнить, как преступников в Амбуазе! Хорошо бы, чтобы он прихватил с собой и этого проповедника, который задает тон в ханжестве, – Джона Нокса! И почему кардинал Битон не сжег всех еретиков на одном костре?!

Но как бы она ни злилась, приходилось подчиняться. Для себя Мария решила, что это действительно, как сказал брат Джеймс, пока. Пока она не вышла замуж за какого-нибудь весьма влиятельного короля или его наследника и не отбыла в его королевство! О, с каким удовольствием она покинет эту страну! Взойдет на корабль и не оглянется! И будет вспоминать с содроганием месяцы, проведенные здесь! Нет, даже вспоминать не будет, выкинет эту проклятую страну с ее проклятыми законами из головы!

Конечно, молодой красивой женщине, привыкшей к восхищению, к поклонению, к лести, к красивой и достаточно вольной жизни, когда наличие любовника вовсе не было чем-то предосудительным, оказалось очень тяжело в новой обстановке, где нравственные нормы куда более строгие.

Когда становилось совсем тошно, Мария приказывала камеристке открыть шкаф и достать заветную шкатулку, вернее, несколько. Это были сокровища, привезенные ею из Франции. С двух сторон ставились по несколько свечей, чтобы свет отражался в гранях драгоценных камней и золоте. Открывалась крышка, и взору королевы представали бриллианты, рубины, изумруды, переливались то синим, то зеленым чудесные сапфиры, привезенные из дальних южных земель, бросали кроваво-красные отблески гранаты, тускло мерцали молочные опалы, зеленые оливины… Но больше всего она любила роскошные жемчуга, правда, последние месяцы редко их надевала. Жемчуга подарила Марии ненавистная теперь свекровь – Екатерина Медичи.

Тонкие красивые пальцы с удовольствием перебирали жемчужину за жемчужиной, камень за камнем, она примеряла золотые браслеты, отводя руку в сторону, чтобы убедиться, что запястье по-прежнему тонко и украшение сидит на нем идеально. Прикладывала к шее жемчуг, открывала губы в улыбке, пристально вглядываясь в свое отражение, чтобы понять, что зубки по-прежнему ровные и белые… Это были друзья ее прежних, счастливых дней… Драгоценности не теряли своего блеска, и зубы были ровными, а вот улыбка выходила чуть кривоватой и совсем невеселой.

С чего веселиться?

Вспомнилась Диана де Пуатье, что она бы сделала в таком случае? Мария поняла, что, уж конечно, не скисла бы и постаралась, во-первых, создать свой Шенонсо в Холируде, а во-вторых, использовала предоставленное время для улучшения своего здоровья и внешности.

Мысль Марии понравилась. Даже если сваты прибудут завтра, она должна быть в отличном состоянии и настроении. Тем более если пребывание здесь затянется на полгода. Мария решила для себя, что будет жить по примеру Дианы де Пуатье: вставать с рассветом, много двигаться, обязательно ездить верхом, принимать холодную ванну и умеренно питаться…

Но одно дело принять решение, и совсем другое – его выполнить. Из всего задуманного удалось только ездить верхом. Вставать с рассветом оказалось неимоверно трудно, потому что всю ночь они с четырьмя Мариями и кем-нибудь заехавшим в гости неизменно играли в карты, музицировали, пели, вели приятные беседы…

Много двигаться было просто негде, у Холируда не было такого парка, как в Шенонсо, а то, что было, страшно заросло сорной травой, ее скосили, но это не добавило ни прелести, ни удобства. И спать, как Диана, днем тоже не получалось. Мария вертелась с боку на бок, мучилась, а потом вставала, чувствуя себя хуже, чем до этого «полезного» сна! И холодная ванна оказалась за пределами ее сил. В первый же день, решившись на такую экзекуцию, Мария осознала, что даже под угрозой потерять привлекательность вообще она не в состоянии окунуться в ледяную воду. Покрутившись голышом перед большим зеркалом и внимательно разглядев себя со всех сторон, она констатировала, что до увядания еще очень далеко, что она хороша и без жестоких процедур, а потому про ледяные ванны можно забыть. Королеву горячо поддержали и все четыре Мэри, и ее верная камеристка Бетси.

– Мэри, а если ты заболеешь после такой ванны?! Будет насморк, как у Франциска! Нет уж, лучше оставайся здоровой!

Это было серьезным аргументом в пользу отказа от холодных ванн. Мария решила, что ей достаточно и конных прогулок.