Часть 7 - Первая трагедия

в разделе

Она ждала, просыпаясь по утрам, с надеждой ожидала сообщения, что прибыл какой-нибудь посол с предложением ей руки монарха или наследника престола. Но наступало утро, потом вечер, потом очередное утро, а никого не было! Почему в Европе забыли столь желанную невесту?! Почему у подножия ее трона не толпятся женихи, желающие немедленно заполучить в объятия красавицу и умницу Марию Стюарт, к тому же увенчанную короной Шотландии?!

Мария писала супруге Филиппа Испанского, своей подруге юности Елизавете, писала просто именно как подруге в надежде таким образом напомнить о себе. Но Елизавете не до нее, королева Испании была опасно больна. Бедняжка сначала переболела ветряной оспой, а потом и обычной. Ее брак был удивительным: первым, что услышала Елизавета от своего супруга, был вопрос, не ужасает ли ее его седина. Королева годилась ему в дочери, но жестокий Филипп Испанский влюбился, как мальчишка, и, когда Елизавета тяжело заболела, ухаживал за ней, несмотря на опасность заражения. Испанцы полюбили свою юную королеву всем сердцем, просто боготворили ее, и все, кажется, складывалось счастливо.

Мало того, не слишком дружившая с дочерью во Франции Екатерина, вдруг открыла в ней самые замечательные качества, и они стали очень близки духовно, из Франции в Испанию и обратно летели письма, полные самых доверительных слов. Могла ли надеяться Мария, которую Екатерина Медичи просто выставила из своей страны, хотя и организовав торжественные проводы (может, просто хотела убедиться, что та действительно уехала?), что ее дочь станет поддерживать опальную бывшую невестку?

У Марии остались только четыре верные подруги, но и те вдруг одна за другой принялись устраивать свои судьбы! Утонченные, научившиеся во Франции галантному общению девушки казались красавицами, даже не будучи хороши внешне. Первой выскочила замуж за молодого Джона Сэмпилла Мэри Ливингстон, их жизнерадостная, всегда веселая живая Ласти. А вот две другие Мэри – Битон и Флеминг – выбрали себе поклонников постарше. Причем Фламина вышла замуж за умницу Уильяма Мейтленда, второго человека в управлении Шотландией после Джеймса Стюарта. Мейтленд к тому времени был сорокалетним вдовцом, но проницательные глаза Уильяма настолько покорили Мэри, что она, не задумываясь, дала согласие на брак.

А вот с Битон произошла заминка. За девушкой активно ухаживал английский посол Томас Рэндолф. Возможно, эти двое и жили бы счастливо, не вмешайся все та же политика. Томас по долгу службы желал от Мэри Битон не одной пламенной страсти, но и предоставления информации о королеве Шотландии. Рыдая, Мэри с возмущением отвергла его ухаживания!

Услышав об этом, Мария Стюарт некоторое время раздумывала, а потом позвала подругу поговорить наедине.

Большая часть комнат замка Холируд уже была приведена в порядок, паутину вымели, полы и стены вымыли, все проветрили, из Франции прибыла изящная мебель, роскошные гобелены и ковры, великое множество мелочей, делающих жизнь приятной… Уже обучены повара, вышколена прислуга, приехавшие все той из же Франции портные принялись за работу, чтобы шотландский двор стал столь же модным, как и французский… много что изменилось в Холируде.

Две Мэри сидели за бокалом легкого вина и беседовали. Небольшая уютная комната была весьма похожа на те, которые они оставили в Сен-Жерменском дворце, в камине весело плясал огонь, и казалось, что сейчас войдет кто-нибудь из слуг с сообщением, что Его Величество следует к своей супруге или вбежит в комнату, не обращая внимания ни на какие условности, совсем юная Маргарита Валуа, Марго, как называл ее брат Карл, нынешний король Франции.

Некоторое время они молча взирали на языки пламени, погруженные каждая в свои мысли, вдруг Мария Стюарт сокрушенно вздохнула:
– Знаешь, прошло не так уж много времени, а мне кажется, что целая жизнь.

По сути, так и было, там, во Франции, у нее осталась совсем другая жизнь, а здесь началась новая, в которой ничего не давалось даром, за все, за каждый миг надо было бороться. Нет, ей никто не угрожал, напротив, все были любезны, прекрасно относились, подданные, встречавшие королевский выезд на охоту ли, просто на прогулку или в Эдинбург, низко кланялись, снимая шляпы. Пусть не лился золотой дождь, но королеве выделялись средства на восстановление замка и обустройство жизни, ей ничего не запрещали и ни в чем не мешали. Но вокруг не стояли толпы желающих помочь! Не было архитекторов, художников, не было никого, кто мог бы организовать все за нее, впервые в жизни Марии пришлось все делать самой, и это ей понравилось! Теперь она понимала Диану де Пуатье, которая с азартом перестраивала свой Шенонсо и следила за тем, какие цветы и кусты где высажены и того ли цвета фон у очередного гобелена.

Никто больше не преподносил Марии Стюарт ничего на золотом блюде, теперь она сама, все сама…
– Чем больше проходит времени, тем чаще я вспоминаю Франциска. Бедный мальчик, как ему было трудно жить с его болезнями и немощью! – И вдруг безо всякого перехода Мария поинтересовалась у подруги: – Мэри, Рэндолф сделал тебе предложение?

Девушка покраснела:
– Сэр Томас пока не просил моей руки.
– Но с тобой-то он говорил об этом?
– Он… он хочет, чтобы я… я не знаю, Ваше Величество…

Так… английская лиса решила использовать ее подружку в своих целях? Неужели Рэндолф ухаживал за Мэри только в этих целях?! Бедная девочка, как ей обидно! Мария вдруг поймала себя на том, что относится к своей сверстнице Мэри как к дочери. Стало чуть смешно, она словно королева-матушка своей страны…
– Ты хочешь сказать, что Томас Рэндолф желал бы совместить свой брак со службой? Тебе не придется выбирать, ты можешь просто выйти из нашего тесного кружка…
Мэри разрыдалась:
– Вы меня гоните, Ваше Величество?!
– Нет, нет! – испугалась Мария. – И для тебя я просто Мэри, как была в детстве. Я лишь хочу, чтобы ты не поступалась своим счастьем ради нашей дружбы. Если ты любишь Томаса Рэндолфа, выходи за него замуж, а чтобы ему не пришлось расспрашивать тебя, ограничь общение со мной.
– Нет уж, я лучше ограничу общение с Томасом Рэндолфом! – возмущенно сверкнула глазами девушка.
– Я не обижусь, Мэри…
– Я решила! – топнула ножкой несостоявшаяся невеста.

Но долго страдать ей не пришлось, довольно быстро Мэри Битон нашла сэру Томасу замену в виде молодого шотландца Александра Огильви и ограничила свое общение с королевой и подругами невольно, семья требовала забот…

Рядом с королевой из четырех подруг-тезок осталась только одна – Мэри Сетон. Эта Мэри не выйдет замуж и не оставит свою королеву даже в заточении. В последний час она будет рядом, чтобы поддержать и утешить, а потом вернется в милую сердцу Францию и остаток дней проведет в монастыре, настоятельницей которого была тетка Марии Стюарт Рене де Гиз. Жить Мэри Сетон по тем временам будет довольно долго – 70 лет.

А тогда две давние подруги Мэри Стюарт и Мэри Сетон сидели прямо в траве на полянке, отпустив пастись своих лошадей, и перебирали в памяти самые лучшие моменты жизни в такой далекой и такой любимой Франции…

– Что-то мне не нравится, что мы все время занимаемся воспоминаниями, словно впереди нас уже не ждет ничего хорошего! Жизнь не закончилась, и если нет возможности вернуться в прежнюю, ее нужно создать здесь!

В ответ на тираду подруги Мария грустно покачала головой:
– Можно завесить стены французскими гобеленами, заставить все венецианскими зеркалами, зажечь тысячи свечей в бронзовых канделябрах, но галантное общество этим не создашь. Я пыталась приглашать на вечера супруг лордов, они даже не понимали, о чем я веду речь! Как может жена пойти куда-то без мужа?! Как можно столько смеяться, танцевать или выслушивать милые глупости от мужчин?! Да и нет этих мужчин, чтобы говорили эти глупости. Кажется, скоро я стану писать лишь слезливые стихи с воспоминаниями, а петь разучусь вовсе.

– Мне не нравится твой настрой. Ты всего лишь создала себе удобства, но не создала общество. Надеешься скоро отбыть отсюда?

Королева грустно покачала головой.
– Тогда нужно пригласить к нам интересных людей – музыкантов, поэтов, художников… Вспомни, как это делала твоя бывшая свекровь Екатерина Медичи! Из Италии по приглашению ее свекра короля Франциска I и при ее старании приехал даже великий Леонардо!
– Из Италии во Францию? Конечно… А кто поедет к нам?
– Но тогда Франция еще не была такой, какую увидели мы! Дворцы построили позже, и люди появились тоже! А в Шотландию сейчас уже можно приглашать. Ронсар, конечно, не приедет, он слишком хорошо помнит свой первый визит сюда, но интересных людей найти вполне можно…

Они еще долго обсуждали, как и кого позвать, с кем во Франции посоветоваться, чтобы не попасть впросак и не вызвать неудовольствия у королевы-матери, заправлявшей теперь всем от имени своего сына маленького Карла. Мария Стюарт твердо решила создать в Шотландии свой уголок Франции; если уж нельзя вернуться туда, то пусть Холируд напоминает ей о прежних счастливых днях!

Началась новая, вполне интересная и даже веселая жизнь. На приглашение действительно откликнулись несколько поэтов, музыкантов, художников, даже актеров… Не всем было место во Франции, возможность пожить при дворе такой прекрасной женщины, как Мария Стюарт, которую еще не забыли в Сен-Жермене или Амбуазе, в Шенонсо или Реймсе, хотя и не вспоминали нарочно, пришлась кое-кому по душе. В Холируде образовался тесный кружок любителей изящного.

А однажды, когда прибыл очередной корабль с континента, в спальню королевы влетела Бетси:
– Ваше Величество!
Она навалилась спиной на дверь, не позволяя открыть ее кому-то снаружи.
– Что случилось?! – ужаснулась, пытаясь разлепить глаза Мария.
– Мне не удается его остановить, он сумасшедший!
– Кто?!
Ответить камеристка не успела, в спальню все же ворвался… Шателяр!
Упав на колени перед кроватью, на которой, укрывшись до самых глаз одеялом, в ужасе распахнув глаза, сидела Мария, он завопил:
– Моя богиня, я не смог! Я не вынес разлуки! Не гоните от себя, дайте лицезреть Ваш божественный лик!
– Вы с ума сошли?! Врываться в спальню королевы! Подите прочь!
– Вы… Вы гоните меня от себя?! – В глазах поэта стояли не просто слезы, в них было столько несчастья, что сердце Марии дрогнуло:
– Идите к себе, ваша комната не занята.
Он, видно, хотел броситься целовать ей руки, но королева высунула руку из-под одеяла не для того, ее перст указал на дверь:
– Идите к себе, благодарить будете потом.
Глядя вслед умчавшемуся счастливому поэту, Мария покачала головой:
– Сумасшедший…
Джеймс Стюарт, услышав о возвращении поэта из-за страстной любви к королеве, поморщился:
– У него во Франции такие долги, что только и остается бежать сюда…

Может, это была просто зависть? Неизвестно. Шателяр стал ежедневным гостем праздников королевы Марии, скрашивая ее скуку занятными поэтическими строчками…

В окнах круглой башни Холирудского замка ярко светились окна. Снаружи ледяной осенний ветер швырял в лица горсти мелких холодных брызг, рвал полы плащей и накидок, норовил забраться в рукава, а внутри было тепло, светло и очень весело.

Появление Шателяра словно принесло свежий ветер в затхлое душное помещение. Веселый, неугомонный, без памяти влюбленный в Марию Стюарт, он заметно оживил их начавшее скучать общество. Снова по вечерам устраивались танцы с переодеваниями, выдумывались самые немыслимые развлечения. Все это не переходило границ дозволенного, но все равно вызывало у многих раздражение уже одним своим существованием. Вот когда Мария порадовалась, что не стала жить в Эдинбургском замке у всего города на виду, а невольно предпочла Холируд. Он недалеко от Эдинбурга, но не так заметен.

По сравнению с французскими развлечениями холирудские были самой целомудренностью, но приходилось помнить о строгом взгляде проповедника Джона Нокса. Правда, сам Нокс в пятьдесят восемь лет женился, взяв восемнадцатилетнюю супругу, но это не мешало ему строго порицать распутство и вольность нравов королевы. Пока до серьезных столкновений не доходило, проповедник всего лишь не принял приглашение королевы на обед («в этот вертеп?!»), посоветовав той лучше встретиться на его проповеди. Конечно, в ответ королева не приняла приглашение на проповедь. Выслушивать того, кого не могла терпеть и за глаза высмеивала, Мария не собиралась.

О музыке и танцах до утра в Холирудском замке, конечно, быстро стало известно всем. Кто рассказал? Да кто угодно – слуги, оркестранты, поставщики провизии или тех же свечей… Но Мария не делала из этого никакой тайны. Это был ее кусочек Парижа, где, по ее мнению, не происходило ничего предосудительного, почему она, королева, должна скрываться? С тем же Реймсом ни малейшего сравнения, она сама себе уже стала казаться монашкой, а они все смотрят косо.

Услышав первые вопросы брата Джеймса по поводу возвращения Шателяра и праздников в Холируде, Мария недоуменно приподняла бровь:
– Что вас смущает?
– Мадам, я уже просил Вас потерпеть и не вести себя в Шотландии так же, как Вы делали это во Франции. Ваши ночные развлечения здесь осудят.
Мария с вызовом вскинула голову:
– Граф Джеймс Меррей! Я королева Шотландии Мария Стюарт и у себя дома вольна устраивать праздники в любое время суток! Мои ночные развлечения никоим образом не мешают нравственности ваших ханжей-лордов!

На Джеймса Стюарта ее тирада не произвела ни малейшего впечатления, он поморщился:
– Ваше Величество, не наделайте глупостей. Будучи увлеченной, легко можно перейти границу дозволенности, тем более если не совсем представляешь, где она в настоящее время проходит.
– Что вы хотите этим сказать, сударь?!
– Только то, что сказал, – поклонился Джеймс и вышел из комнаты.

Разговор оставил неприятный осадок. Что же, получалось, что за ней и здесь, в ее собственных владениях, будут следить так же, как следили в Реймсе ищейки королевы Екатерины Медичи?!

Пока брат был в комнате, Мария сдерживалась, но, как только он ушел, дала волю чувствам. Красивый бокал, который она держала в руке, полетел в камин, отбив уголок у каминной доски и рассыпав вокруг осколки стекла. В комнату вбежала испуганная грохотом Мэри Сетон:
– Что случилось, Мэри?!

Королева стояла, сжав кулаки и возбужденно дыша.
– Скажи, почему я, королева, должна во всем давать отчет?! И кому? Бастарду! Он считает себя вправе диктовать мне правила поведения только потому, что был регентом в отсутствие моей матери! Не-на-вижу!

Она произнесла это с такой злостью, что Мэри Сетон даже вздрогнула. Господи, хоть бы бедняжка скорей вышла замуж, чтобы уехать из этой ненавистной страны подальше!

Но выговор брата оказался только началом. Зато возымел обратное действие; вместо того чтобы стать осторожней, Мария, напротив, принялась словно бросать вызов всем. Она проводила все время в развлечениях: то выезжала на охоту, красуясь перед жителями соседних деревень в своем изящном наряде, то увлекала веселую компанию просто покататься и поиграть в мяч на берегу, то организовывала своего рода маскарады в Холирудской башне с переодеванием в мужской костюм…

Конечно, пошли разговоры. Несомненно, охотничий костюм и изящная шапочка с пером очень шли молодой королеве; раскрасневшаяся от быстрой езды, возбужденная бешеной скачкой, веселая Мария была очень хороша! Но, помимо восхищения красивой посадкой стройной женщины, сидевшей в седле непривычно по-мужски, а не боком, была еще и досада крестьян, у которых вытоптали посевы, раздражение рыбаков, которым распугали рыбу своим визгом и криками на берегу, не говоря уже о слухах про переодевание женщин в мужской костюм, а мужчин… (страшно сказать!) в женское платье!

Конечно, слуги распускали языки, и стоило собраться в башне на карнавал, как внизу вырастала толпа, пытавшаяся издали по силуэтам в освещенных окнах определить, где настоящая женщина, а где переодетый мужчина… Конечно, это не добавляло королеве популярности у строгих протестантских проповедников. Грешить за плотно закрытыми дверями и окнами спален – это одно, а вот так выставлять свое нежелание подчиняться общим правилам даже для королевы было опасно.

Лучше других это понимал Джеймс Стюарт, ему-то слуги докладывали каждое утро! А уж когда стали говорить, что королева позволяет слишком многое вернувшемуся из Франции Шателяру… Впервые услышав, граф Меррей взвился:
– Что лишнее?!
– Сир, но мсье Пьер прятался в спальне Ее Величества!

Джеймс замер; если об этом узнает Нокс, то Марии попросту не сносить головы! Осторожно поинтересовался:
– А… Ее Величество?
– Ее Величество королева пожурила его и велела никогда больше так не поступать…

Получив монету за молчание, слуга удалился, а Меррей остался размышлять. Это было совсем плохо, Мария – молодая красивая женщина, она не сможет удержаться в строгих правилах, несколько таких выходок, и репутация будет безвозвратно утеряна. Сестра никак не могла осознать разницу между вольной Францией и консервативной, строгой Шотландией, где почти окончательно взял верх Нокс с его сторонниками.

Джеймс Стюарт подъехал к Холирудскому замку поздно, уже совсем стемнело, в сопровождении троих сопровождавших. Конечно, Мария попыталась изобразить удовольствие от приезда брата, но это ей не очень удалось. На вечер был намечен оригинальный маскарад, но в присутствии этого святоши такое невозможно.

Меррей вошел в небольшой зал, где вольготно расположилась веселая компания, оглядел сидевших и коротко поклонился:
– Простите, если помешал веселиться.

Конечно, его пригласили присоединиться. Вечер был безнадежно испорчен… От Джеймса не укрылось то, что за его спиной Мария сокрушенно развела руками, мол, я не виновата. Меррей не стал засиживаться, но и остальные тоже.

Было уже далеко за полночь, когда в дверь комнаты графа Меррея тихонько стукнули. Он выскользнул в коридор и направился в сторону покоев королевы. Подле двери в ее спальню стояла служанка, но Джеймс еще на подходе выразительно приложил палец к губам, призывая молчать.

Джеймс Стюарт действительно был бастардом – незаконнорожденным сыном короля, хотя и в его матери тоже текла королевская кровь, детей она рожала от короля Якова по любви, но они не были венчаны, а следовательно, ни один из сыновей на трон рассчитывать не мог. В те времена быть бастардом не значило быть изгоем, сыновья получали фамилию отца, а часто даже добивались куда больших успехов, чем законные наследники. Именно так было и с Джеймсом. Правда, в отличие от Марии его красавцем назвать не смог бы даже большой льстец. У этого Стюарта был длинный нос, маленькие, близко посаженные умные глаза и неправильный прикус, выдвигавший чуть вперед, да еще и вкось, подбородок.

Но Меррею не была нужна красота. Хватало ума и осторожности. Он в не меньшей степени, чем сестра, владел умением хитрить, изворачиваться и лгать. В этом смысле они друг дружки вполне стоили, только каждый боролся за свое. Джеймс, будучи старше сестры на одиннадцать лет, был готов защищать ее и помогать, но только при условии, что Мария не станет портить ему самому жизнь. Лучше, если это будет подальше от Шотландии.

Сначала получалось, а теперь вот приходилось по ночам блуждать по чужим спальням, чтобы эта фурия не наделала крайних глупостей!

Шателяр был неугомонен, появление брата королевы, испортившего весь вечер, сначала повергло его в отчаяние, но потом вселило надежду на другое приключение. Присутствие в замке Меррея, которого он не мог терпеть, придавало этому приключению особую остроту.

Спать разошлись рано, большинство действительно вознамерились отойти ко сну. Королева, досадуя на так некстати подвернувшегося брата, тоже. Мария вернулась в спальню, Бетси помогла ей освободиться от платья, подала чашу, чтобы королева умылась, полотенце. Наконец короткая дневная рубашка была заменена на длинную ночную из нежного, почти прозрачного шелка, поверх наброшен пеньюар из той же ткани, богато расшитый замысловатыми узорами. Ловкие руки камеристки освободили от множества шпилек, гребней и разных заколок роскошные волосы королевы, которые, рассыпавшись по плечам, почти закрыли верхнюю часть фигуры.

Слегка запахнув пеньюар, Мария уселась перед большим венецианским зеркалом, вглядываясь в свое отражение, и вдруг тихонько задала извечный женский вопрос:
– Зеркало, зеркало на стене, скажи, кто прекрасней в этой стране?
И вдруг едва не завизжала от ужаса. Потому что из-за плотной шторы ей ответили:
– Конечно, Вы, Ваше Величество!
В комнату шагнул Шателяр!

Мария сидела, прижав руки к груди и едва переводя дыхание. Поэт воспользовался ее растерянностью, чтобы броситься к ее ногам.
– О, богиня! Конечно, нет Вас прекрасней!
– Вы с ума сошли! В двух шагах мой брат, он просто убьет вас!
– Если Вы не станете звать на помощь, то никто не узнает. Позвольте мне поцеловать хотя бы пальчик Вашей прекрасной ручки!
Королева зашипела:
– Вы это делаете по десять раз на день, неужели нужно было являться сюда в такой час?!
Шателяр был настойчив:
– Значит, ножки…

От слов он быстро перешел к делу. Его губы заскользили по ее стопе, добрались до коленки, освободив ее от тонкой ткани сорочки… Мария замерла, губы и руки поэта были такими горячими, а она так соскучилась по простой ласке! Который год ее ножек не касались мужские руки…

Сколько продолжалось это безумие? Наверное, не слишком долго, потому что Шателяр успел только добраться руками до бедер, а губами чуть выше колен… Мария откинулась назад, пытаясь руками слабо защищаться, но казалось, еще мгновение, и эта защита перерастет в бурные объятья!

И вдруг…
Джеймс Стюарт рычал, словно огромный лев на добычу:
– Это Вы, мадам, называете невинными шалостями?!
Мария вскочила, Шателяр остался на полу, растерянно оглядываясь.
– Как вы посмели войти в мою спальню без предупреждения, граф Меррей?!
Он не стал даже объясняться, только презрительно скривился:
– Запахните пеньюар, мадам!
Следующий окрик Джеймса вызвал стражу, Шателяра утащили куда-то, следом ушел и сам Меррей, пообещав:
– Завтра поговорим!

Джеймс вышагивал по коридору следом за стражниками, уведшими поэта, и раздумывал. Он мог бы одним словом сейчас уничтожить сестру, королеву, которая в раздетом виде принимала у себя мужчину, тем более такого – беспутного, по мнению большинства, уже из-за одного того, что он поэт, окунуть в бездну презрения легко. Стоит позволить Ноксу, опираясь на такой факт, вытащить все остальное – маскарады с переодеваниями, поцелуйчики во время танцев (кого волнует, что это положено по ритуалу?), шлейф слухов, притащившийся следом за Марией из Франции, тем более они связаны все с тем же Шателяром и его хозяином Данвиллем… и проповедник просто утопит королеву в народной ненависти. Но это было не в интересах самого Меррея. Снова начнется бунт, и все усилия по установлению порядка в Шотландии пойдут прахом.

Черт бы побрал эту любвеобильную бабенку, так не вовремя появившуюся в Холируде! Теперь Джеймс Стюарт той жалости, которую испытал, увидев уставшую после трудного плавания и испугавшуюся одного вида Лейта Марию, больше не испытывал. Он хорошо знал, что сестрица вполне стоит своей матери Марии де Гиз – протянешь в помощь палец, лишишься руки до самого плеча. Скорее выдать ее замуж! За кого угодно – испанца, австрийца, шведа, наконец, говорят, шведский король хоть и не в себе, но тоже ищет невесту. На коленях стоять перед Екатериной Медичи, чтобы забрала обратно во Францию, лишь бы подальше от Эдинбурга!

Джеймс тем более спешил, что, если нынешнее происшествие станет известно, сплавить опозорившуюся красотку будет еще сложнее. Нельзя допустить, чтобы на королеву легла хоть тень подозрения, слуги будут молчать, их можно купить, а вот что делать с самим глупцом и беспокойной Марией? И вдруг Меррея осенило!

Он жестом подозвал своего слугу и, что-то сказав ему, вошел в комнату, куда бросили Шателяра. Даже не глядя на поэта, Джеймс махнул рукой страже:
– Подождите в коридоре, я сам допрошу злоумышленника. И не подслушивать!
Стоило за двумя дюжими охранниками закрыться двери, как Шателяр попытался возмутиться:
– Что вы себе позво…
Договорить не смог. Джеймс Стюарт воспользовался своим немалым ростом и недюжинной силой. Пьер Шателяр был попросту сграбастан и поднят в воздух к лицу шипевшего брата королевы:
– Это что ты себе позволяешь, щенок?! Захотелось опозорить королеву на всю Шотландию?!
Тот откровенно растерялся, губы затряслись:
– Я… мы…

О чем говорил за закрытыми дверями с поэтом Джеймс Стюарт, знали только они двое, но после разговора Шателяр оказался обвинен в попытке проникнуть в покои королевы против ее воли. Судьям поэт наговорил на себя столько, что те хватались за головы, мол, он пожелал увидеть Ее Величество неглиже (что вполне соответствовало истине!), проник в ее спальню, спрятался за портьерой и, дождавшись появления, вышел. Королева якобы кричала, звала на помощь, даже требовала от прибежавшего на зов брата, чтобы тот заколол наглеца кинжалом… Шателяр наговорил столько, что приговор быть иным и не мог бы, его решили казнить!

– Нет, Вы будете присутствовать на его казни!
– Джеймс, я не смогу смотреть на то, как отрубают голову человеку, который, по сути, ни в чем не виновен и был моим другом!
– Выбирайте друзей, Мэри, чтобы потом не приходилось отрубать им головы. Господи, да выходите скорее замуж, чтобы не было проблем с ночными посетителями в спальне!
Мария вскинула голову:
– Выбирайте выражения, Джеймс! Вы разговариваете с королевой!
Тот насмешливо изобразил глубокий поклон:
– Извините, Ваше Величество, позвольте предложить Вам руку, чтобы проводить на место казни Вашего любовника… И учтите, что так будет с каждым, кто посмеет нарушить правила приличия, находясь рядом с Вами, потому что репутация шотландской королевы не может быть запятнана даже малейшими подозрениями!

В отличие от первой вторая фраза произносилась без насмешки и таким ледяным и твердым тоном, что у Марии по спине пробежал холодок.

Она действительно сидела и смотрела, как казнили Шателяра, поэта, взявшего всю вину на себя. Шателяр вместо псалмов перед смертью читал строчки его любимого Ронсара, а последними его словами были: «Жестокая королева…» Судя по всему, Джеймс Стюарт пообещал поэту, что королева простит его на смертном одре в благодарность за то, что взял всю вину на себя и не опозорил ее имя. Шателяр до последнего мига на это надеялся, но прощения не последовало, Мария об этом даже не подумала. Когда голова поэта покатилась в подставленную к плахе корзину, брат прошипел сквозь зубы:
– Могла и помиловать своей волей…
Мария растерянно оглянулась на него:
– Я?
– Ну не я же! Кто из нас королева?

В своей спальне Мария долго плакала, все больше восстанавливая себя против брата. Он желает собственной власти, держит ее за глупую девчонку, за которой нужно постоянно надзирать?! Но она королева и будет править страной даже вопреки воле сводного брата! Конечно, хорошо бы выйти замуж как можно скорее, чтобы покинуть этот остров, но, пока нет жениха, Мария решила заняться… государственными делами!

Автор: 
© Наталья Павлищева, Яуза, Эксмо. 2010